<div class="quenta_box">
<div class="quenta_name">aisha miller, 32 y.o.</div>
<div class="quenta_next">
<div class="quenta_face">
<img src="https://i.imgur.com/C6b7dJv.gif">
<img src="https://i.imgur.com/0UOKOM4.gif">
<span>face: shay mitchell</span>
</div>
<div class="quenta_mininfo">
<span>аиша миллер [13.01.1991]</span>
<span>охотник проекта «Ищейка»</span>
<span>гетеро</span>
</div>
<div class="quenta_reason">
<b>я оказался в городе по этой причине:</b> пришла навести порядок
</div>
<div class="quenta_profi">
<b>профессия/деятельность:</b> юрист по уголовным делам, младший агент ФБР, ныне ищейка среди Ищеек
</div>
<div class="quenta_skill">
<b>навыки/таланты:</b> талантливый детектив, может найти иголку в стоге сена и человека в Нью-Йорке; шарит в соцсетях и не чурается залезать дальше первых трёх ссылок в поисковике, профессионально находит информацию через гугл объектив, хотя кому это нафиг под Куполом нужно; умеет быть неприметной, когда нужно, и привлекать внимание, когда необходимо; обладает стандартными навыками агента ФБР и Ищейки: стреляет, бегает, дерётся в рукопашную, метает ножи - в любом порядке и в любое время суток; имеет дурную привычку мысленно считать буквы в словах; лихо водит и не скрывает этого; играет на виолончели, хотя и это вам тут в Фолл Ривере нахер не упало; виртуозно матерится на французском; от природы обладает фотографической памятью.
</div>
<div class="quenta_quote">
i’m gonna kill you, i’m gonna lay you in the ground.
</div>
<div class="quenta_history">
Аише пять, когда жизнь вокруг пестрит яркими красками. У Аиши уроки виолончели дважды в неделю и занятия с ба, чтобы подготовиться к первому классу. Она уже бегло читает свои книжки сказок (на самом деле, большую часть она просто знает наизусть, и только делает вид, что скользит глазами по строчкам), и может легко сосчитать до двадцати трёх. «Je ma pelle Aisha» - выводит она округлым и неряшливым детским почерком в прописях, и ма гладит ее по туго заплетенным косам, прежде чем уйти на смену в хоспис. Завтра они пойдут в Лувр, где ма покажет ей красивую женщину с загадочной улыбкой, в гости к которой приезжают люди со всего света, а потом будут есть хрустящие круассаны, сидя прямо на газоне перед музеем.</br>
<br>Аише девять, когда заплаканная бабушка слишком сильно сжимает ее в объятиях. Сегодня не утро Рождества, когда растроганная подарком Жюли обычно позволяла себе лишний бокал глинтвейна, после чего бурно выражала свои чувства. Позже Аиша узнает, что мама погибла по глупой случайности: наркоман, которому не хватило на очередную дозу, просто толкнул ее чуть сильнее, вырывая из рук сумочку - удар о парапет пришёлся ровно в висок. Позже Аиша подумает, что такая смерть лучше многих других, но никогда не смирится с тем, что мама ушла слишком рано. А пока Аиша может вычленить единственную мораль: наркотики убивают. И чаще всего - не тех, кого следует. </br>
<br>
Аише семнадцать, когда она почти полностью избавляется от французского акцента. Отец, сидя в первых рядах среди родителей других выпускников старшей школы Хэмптон-Роудс, кивает каждому ее слову, не отрывает гордого взгляда от дочери на трибуне, прощающейся со школой и вступающей во взрослую жизнь. Мачеха украдкой стирает слезинку, и Аиша сама едва сдерживается, чтобы не растечься бесформенной лужицей на полу. Она много говорит о том, что ждёт их всех дальше, за пределами школьных ворот, и совсем не говорит о прошлом. Там остаётся много боли, её личной боли, а делиться ей с окружающими, сколь бы близкими они ни были, Аише не хочется. </br>
<br>
Аише двадцать два, а Дэвиду - двадцать четыре, и когда они говорят друг другу «да», стоя под пышной аркой белоснежных лилий, она уже не может сдержать слез. Они смеются над тем, что она собирается сажать преступников за решетку, а он – защищать их в суде. Он не упускает случая подхватить ее на руки и томно вздыхает «О, Аиша, это французский!», когда она, забывшись, громко матерится в экран ноутбука.</br>
<br>
Аише двадцать четыре, когда в их доме впервые гулко стучит по паркету третья пара крохотных ножек. «Делия, иди к маме» - она протягивает руки к ребенку, и девочка радостно гукает, перебирая босыми ногами в попытке сохранить равновесие при движении. Дэвид все еще не упускает случая подхватить на руки – теперь уже их обеих, - а Аиша все так же матерится на французском, только теперь уже шепотом. </br>
<br>
Аише двадцать пять, когда письмо из Академии ФБР застает ее на кухонном столе. Дэвид недоволен – это видно по плотно сдвинутым к переносице бровям, - но не говорит ни слова. Они обсуждали это много раз, и ни разу не пришли к консенсусу. Аиша видит в этом свое предназначение, и кроме того… «Это всего на одиннадцать месяцев», - она ласково ерошит его светлые волосы и целует дочь в макушку, - «Вы даже не успеете соскучиться».</br>
<br>
Аише двадцать девять, когда все краски уходят из мира. Первое же дело в Управлении по борьбе с наркотиками рушится с грохотом горного обвала, погребая под собой не только едва начавшуюся карьеру, но и жизнь самого дорогого человека. Когда картель, выслеживание которого заняло без малого год, похитил Делию, Аиша держалась. Когда руководство решило сделать из её ребенка подсадную утку, она стиснула зубы, но не пошла наперекор приказу. Когда выяснилось, что в отделе работает крот, и операция провалилась, Аиша сломалась. </br>
<br>
Аише тридцать, и она проводит у могилы дочери шестнадцать часов в сутки. Четыре часа у нее уходит на то, чтобы залить в себя пару бутылок шабли и четыре часа – на то, чтобы забыться беспокойным сном ближе к рассвету. </br>
<br>
Аише тридцать, когда дверь за Дэвидом закрывается в последний раз. Кризис среднего возраста больно бьет по самооценке: у нее есть пожизненное пособие от ФБР (ребята умеют прикрывать собственные проебы), скидочная карта на Liquor Store, бездонное чувство вины и вполне еще симпатичная мордаха – тридцатку если и видать, то это очень хорошо сохранившаяся тридцатка. У неё больше нет мужа, нет ребенка и смысла жить дальше.</br>
<br>
Аише все еще тридцать, когда рекрут Ищеек встречает её, увешанную пакетами с вином, у дверей квартиры. Он хороший психолог и хорошая ищейка – вызнав все грязные подробности прошлого, он точно знал, куда надо давить, чтобы она согласилась на эксперимент. Аиша не слышит практически ничего из его речи после слов «аналог программы защиты свидетелей». Это – её билет к искуплению в собственных глазах и способ вендетты одновременно. Она найдет тех ублюдков, что безжалостно убили её дочь, и накормит голодающих свинцовыми оливками, это только вопрос времени. В этот вечер она впервые вливает шабли не в собственную глотку, а в темное жерло слива раковины.</br>
<br>
Аише уже тридцать два, и она застряла под гребаным куполом. Это примерно на пару миль не вписывается в её планы, превращает её из хорошего бойца запаса в бомбу с запущенным часовым механизмом – точно не знаешь, когда рванет. Говорят, что месть – это блюдо, которое нужно подавать холодным. Как долго ей еще оставаться здесь, пока тарелка достаточно остынет?
</div>
<div class="quenta_bottominfo">
<span><b>готовы ли на квесты:</b> куда я денусь</span>
<span><b>планы на игру:</b> раскрыть все нераскрытые дела в полицейском участке</span>
<span><b>что с персонажем, если покинете форум:</b> убейте в целях провокации</span>
</div>
<div class="post_button" id="post_button">пробный пост</div>
<div id="postblock" style="display:none">
Поместье Малфоев — одно из старейших зданий в магическом мире — ныне не реагирует на присутствие магглорожденной на землях, веками принадлежащих и подчиняющихся главам чистокровных семей. Гермиона ступает наугад, не зная, притаились ли среди разлапистых кустарников смертельные проклятья для нежелательных гостей: пусть после победы над Волдемортом самые жестокие методы защиты поместья были сняты аврорами, но эта магия, пропитывающая саму землю, гораздо древнее и мощнее, чем они только могут себе представить. Это — жизнь Малфой-мэнора, его плоть и кровь. Это — жизни потомков первого Малфоя. Это — судьбы тех, кто сейчас спит в просторных спальнях.
<br>
Ледяной ветер вздымает белым парусом больничный халат, но Гермиона этого не чувствует. Ей уже давно холодно, только мороз этот не имеет ничего общего с температурой на улице или сквозняком в комнате. Она промёрзла изнутри, точно неприкаянный потомок Кая, получивший свою порцию осколка зачарованного зеркала тогда, на безлюдной платформе во время прощального гудка уходящего экспресса, прямо в сердце, которое раньше билось, любило и болело. Болит. До сих пор болит, где-то там, глубоко под слоем налипшего за эти годы льда, оно живое — нет другого объяснения тому, что сейчас под напором ладони девушки, скрипя, отворяется массивная входная дверь, впуская в огромный холл с уходящей двумя широкими пролетами лестнице промозглую осеннюю ночь.
<br>
Первое, что она видит — застывшую на последней ступени девушку. Предательским спазмом сжимает горло — Гермиона не знает, но каким-то седьмым чувством понимает, кто это, — и два слова, образующие одно непростительное, слетают с бескровных губ раньше, чем она успевает поднять палочку. Магия вырывается прямо с кончиков пальцев, и ощущение это сродни поцелую дементора — будто жизненные силы вытекают чёрными дорожками вен. Гермиона смотрит на свои руки — ей кажется, что в этот момент что-то в ней сломалось и лопнуло, как чересчур натянутая пружина в хитром механизме, — но они поразительно чисты. Будто она все та же Гермиона Грейнджер, любимица учителей и просто умница — добрая, отзывчивая и понимающая. Будто она не убийца.
<br>
Тридцать четыре ступени в каждом пролете — их гриффиндорка преодолевает почти бегом, не глядя на распростершийся на холодном мраморном полу труп. Она знает свою цель и больше не видит препятствий: где-то здесь, за одной из массивных дверей восточного крыла есть тот, чей взгляд может в равной степени убить ее и воскресить. Лучше, конечно, второе. Она распахивает каждую дверь поочередно, не заботясь о конспирации — забыв о том, что есть такое слово, — и, когда в одной из спален взгляд выхватывает знакомую фигуру, едва ли не падает на колени от облегчения и потрясения. Этот разворот плеч, что-то неуловимо знакомое ударяет в солнечное сплетение, выбивая судорожные рваные выдохи из сжавшихся легких.
<br>
Он пахнет так же. И вся комната пахнет им. Прохладным предгрозовым небом, напитанным озоном до краев темных низких облаков. Перечной мятой, чуть горчащей в послевкусии. И вязкой смолой, вылущенной из потрескавшейся сосновой коры.
<br>
Гермиона медлит еще секунду, прежде чем забраться на тяжелую кровать под темным балдахином — наверняка, ядовито-темно-зеленого цвета, — чтобы свернуться под боком Малфоя. Зрачки его тревожно снуют под сомкнутыми веками, а челюсть плотно сжата, и это не похоже на спокойный сон здорового человека. Она проводит по тонкой линии губ кончиком пальца.
<br>
Она — дома.
</div>
</div>
</div>
<script type="text/javascript" src="https://forumstatic.ru/files/001b/60/aa/87833.js"></script>